День из жизни химиотерапевта

Химиотерапевтом может стать не каждый, считает заведующая дневным стационаром противоопухолевой лекарственной терапии краевого онкодиспансера Ирина Образ. Мы провели с ней целый день, чтобы рассказать вам, насколько справедливо это утверждение. Итак, вот он, #деньизжизни врача-химиотерапевта

8 утра. В это время в дверь стучит первый пациент – он пришел на госпитализацию. Ирина Леонидовна открывает историю болезни – так начинается каждый рабочий день. Как только медицинская сестра забирает пациента для назначенных процедур, снова раздается стук в дверь. В режиме «поступление–разговор–рекомендации–выписка», в нескончаемом потоке пациентов проходит день каждого врача-химиотерапевта: за день в отделение поступают более 50 человек, примерно стольких же нужно выписать.

После оформления первых пациентов – небольшой обход. В дневной стационар противоопухолевой лекарственной терапии пациенты приходят в разное время, обойти сразу всех невозможно, поэтому за день врач совершает несколько таких обходов, чтобы проверить состояние пациентов.

Далее – короткая планерка в отделении, обсуждение сложных пациентов, если таковые есть, и актуальных проблем. После планерки – снова прием и выписка пациентов, а затем – работа на врачебной комиссии.

Врачебная комиссия у химиотерапевтов проходит каждый рабочий день и длится около трех часов. Это большой пласт работы: ежедневно к химиотерапевтам приходят от 50 до 70 человек, которым нужно подобрать схему лечения. Некоторые пациенты только должны начать терапию, кто-то лечится уже давно, но каждого из них обсуждают коллегиально, чтобы не допустить ошибок.

– В химиотерапевтических отделениях краевого онкодиспансера лечатся пациенты со всеми локализациями злокачественных новообразований, включая лимфомы. Это наша особенность. В других клиниках нередко система строится по-другому: в каждом из отделений (гинекологическое, торакальное, абдоминальное и так далее) свой химиотерапевт, который занимается лечением злокачественного новообразования определенной локализации. Схем проведения противоопухолевой лекарственной терапии больше тысячи. Мы можем применять их все, поскольку все препараты есть в наличии, мы работаем не хуже центральных клиник. Именно из-за такого арсенала решение по тактике лечения пациентов принимает комиссия из трех врачей-химиотерапевтов. Иногда и вовсе требуется работа расширенной комиссии. Тогда к делу подключаются хирург, радиолог, клинический фармаколог и заместитель главного врача, – рассказывает Ирина Леонидовна.

В разговоре доктор делится распространенным мифом: некоторые пациенты, которым только предстоит лечение, могут думать, что им не назначат ту терапию, которая им необходима. В таких случаях Ирина Леонидовна успокаивает: если пациенту показана определенная терапия, в том числе и дорогостоящими препаратами, – в ее применении врачей ничего не останавливает.

– Каждому пациенту терапия подбирается индивидуально в зависимости от особенностей диагноза, сопутствующих заболеваний, общего состояния организма, наличия определенных мутаций и, конечно, исходя из клинических рекомендаций Российского общества клинической онкологии и Минздрава России, по которым работает каждый российский врач-химиотерапевт. Эти рекомендации одинаковы как для федеральных клиник, так и для региональных. То есть и в Москве, и в Красноярске лечат одинаково. Среди множества схем лечения мы ищем именно ту, которая наиболее эффективна для того или иного пациента. Раньше в лечении применялась только химиотерапия, и для одной локализации опухоли существовало всего несколько схем, но сейчас мы применяем и таргетную, и иммунотерапию. Еще несколько лет назад всех пациентов, предположим, с раком легкого, лечили только химиотерапевтическими препаратами, сейчас в отделении могут находиться 10 пациентов с таким диагнозом, и у каждого из них будет своя терапия, в зависимости от имеющихся генных мутаций. Клинические рекомендации строго соблюдаются, каждую историю болезни проверяют страховые компании и федеральные эксперты, поэтому вариант назначения пациенту «не того» препарата попросту исключен, – объясняет Ирина Образ.

После врачебной комиссии доктор снова вливается в поток пациентов, продолжает принимать и выписывать, давать направление на следующий курс, разговаривать со своими подопечными, давать рекомендации по борьбе с нежелательными побочными эффектами препаратов, попутно отвечая на телефонные звонки: это пациенты, которые в данный момент не проходят курс лечения, хотят задать вопрос лечащему доктору.

В этом потоке рабочий день подходит к концу, но врач не собирается уходить, да и все медицинские сестры еще на месте: в отделении остались несколько пациентов, у которых не кончились капельницы.

– А как же простое желание любого, наверное, человека: уйти домой пораньше?

– Желание есть, а возможности нет, – улыбается Ирина Леонидовна. – Как ты уйдешь? Есть ведь и длительные процедуры. Если пациент пришел в час дня, а капельница у него рассчитана, предположим, на шесть часов, я не могу уйти «по звонку», потому что мне так надо. И вот когда капельница кончилась, пациент полежал полчасика, пришел в себя, за ним приехали – только тогда я могу начать собираться.

– Если бы сегодня вы вновь стали интерном, изменили бы свой выбор?

– Ни за что. Химиотерапевтом может стать не каждый. Это сложная специальность в плане обилия информации. Нужно знать множество нюансов. Нужно уметь справиться с большим потоком пациентов: в отделении за месяц появляется от 700 до 800 человек. Но если ты схватил эту «химиотерапевтическую волну» – все, это уже не остановить. Ты этим буквально заболеваешь. Вот у хирургов: он пациента прооперировал, и лишь в редких случаях знает, как сложилась его судьба. К нам же пациенты ходят годами. Они становятся практически родными. Когда пациент ходит к тебе, например, четвертый год каждые две-три недели, ты уже не можешь выдерживать дистанцию пациент-врач, эта граница с годами начинает стираться. С этим тоже нужно научиться справляться. Но как же хорошо становится, когда видишь результат своего труда! Например, на первый курс пациента практически приносят на руках, а через три года он уже сам поднимется к тебе на пятый этаж, ведет обычный образ жизни, работает. Когда ты видишь такой прогресс – это не может не зацепить.

– Получатся не приносить работу домой?

– Нет, не получается. Конечно, в какие-то моменты отключаешься, но потом, во время, например, уборки или приготовления ужина ловишь себя на том, что думаешь об очередном пациенте, прокручиваешь в голове очередную схему лечения, решаешь очередную задачу.

– Что самое главное в вашей работе?

– Наверное, ответственность и человечность. Если в тебе нет человечности, нет запала, нет желания помочь во что бы то ни стало – у тебя не получится хорошо выполнить свою работу. Нужно также уметь сочувствовать, сопереживать пациенту и, конечно, уметь общаться с людьми. Если в тебе этого нет – лучше не выбирать для себя этот путь.

– Что больше всего радует врача-химиотерапевта?

– Конечно, полный ответ на лечение. Когда пациент поступает не в самом хорошем состоянии, а лечение дает положительную динамику. И такие случаи, к счастью, не редки. Это то, к чему мы стремимся – к ремиссии длиною в жизнь.

Недавно к нам поступила женщина. Диагноз «рак молочной железы» ей поставили еще в 2000-х годах. Тогда в ходу были только химиотерапевтические препараты, мы не использовали таргетную и иммунотерапию. И вот у нее случился рецидив заболевания. В отделение она поступила с множественными метастазами в легкое, средостение, печень. Терапия, которая была верно подобрана, за два года постепенно привела к полному ответу. Ничего нет, ни одного метастаза. Это лучший подарок не только пациенту, но и химиотерапевту.

А что бы вы хотели узнать о работе наших химиотерапевтов? Задавайте вопросы в комментариях.